Языки

Про “славянские народы” и подобные глупости

Опубликовано Автор: Alex

Интернет сегодня полон совершенно идиотских текстов примерно следующего содержания:

Эти тексты содержат эпические сражения между теми, кто утверждает, что русские – не славяне, и теми, кто уверен, что не славяне – украинцы. Обе стороны увлеченно обсуждают тезис о том, являются ли русские и украинцы братскими народами или нет. В битве льются гигабайты словоблудия, стороны несут потери, каждая, как водится, объявляет себя победившей.

Почему я назвал эти тексты идиотскими? Да потому что они подменяют реально существующее понятие родственных языков совершенно выдуманным и в высшей степени неточным понятием родственных народов! Не существует славянских народов, это – дурацкая выдумка пропагандистов (в основном, эпохи Николая Первого). Ровно так же как не существует германских народов, семитских народов и так далее. Вот вам несколько реально существующих примеров:

Пример 1

Говард родился и живет в Манчестере. Его папа и мама приехали в Англию с Ямайки. Говард – ярко выраженный ямаец: чернокожий с дредами и бородкой. Его родной язык – английский, никаких других он не знает. Сабина живет в Бреда на юге Нидерландов. Папа – индонезиец, мама – итальянка. Сабина говорит по-голландски (родной язык), а также по-немецки и по-английски. Родные языки Говарда и Сабины – близкородственные западногерманские английский и голландский. Между Говардом и Сабиной нет никакого родства, за исключением того, что всех людей можно считать потомками Адами и Евы.

Пример 2

Ариэль – израильтянин с родным языком иврит. Его папа – этнический финн, принявший иудаизм, а мама – дочь евреев-выходцев из Латвии. Муржана – дочь папы-турка, семья которого много лет назад осела в будущем Израиле, и мамы – арабки, темный цвет кожи которой подсказывает суданское происхождение. Родные языки Ариэля и Муржаны иврит и арабский – родственники, но сами они никак друг с другом не связаны.

Пример 3

Ирина считает себя русской, ее семья много веков живет в Перми. Внешне Ирина – типичная кареглазая темноркожая пермячка с широкими скулами волжско-уральского типа. Ганна – голубоглазая блондинка из Львова, ее корни в Польше и в Саксонии. Языки Ганны и Ирины – близкородственные восточно-славянские украинский и русский. Но внешне они совершенно разные, и предположить между ними родство сложно.

В Самарканде пару поколений назад все говорили по-такжикски, а сегодня – по-узбекски. Таджикский – индоевропейский язык индоиранской подгруппы. Узбекский – тюркский язык, имеющий смешанные карлукские, кипчакские и непмножко огузские черты. Означает ли смена языка смену родства? Справедливо ли сказать, что родственниками дедушки были персы и северные индийцы, а родственниками внуков стали уйгуры и казахи?

Мой родной язык – русский, но мои дети говорят уже, в основном, на иврите. Полагаю, что их дети не будут знатьь по-русски ни слова. Означает ли это, что мои родственники – украинцы и белорусы, а моих сына и дочери – арабы и эфиопы? Как-то сомнительно.

В девятнадцатом веке полагали, что носители близких языков восходят к общим предкам. Сегодня мы понимаем, что все намного сложнее: эстонцы и коми родственны по языку, но антропологически не имеют ничего общего. Якуты непохожи на турок, хотя их языки родственны. Бразильцы и румыны, исландцы и жители Питкерна не являются родственниками. А их языки – да, являются. И самое страшное, когда устаревшее и неточное представление, от которого наука давно отказалась, используется для оправдания убийства и войн.

Языки

Про знание и его сокрытие: семитское ʕlm

Опубликовано Автор: Alex

В арабском языке корень علم ʕlm имеет значение знать, узнавать: ʕalm наука, знание, muʕallim учитель и т.д. В иврите тот же корень עלם ʕlm имеет совершенно противоположное значение: hitʕallėm (библ.) проигнорировал, neʕelam скрытый, исчезнувший, ʕålûm (средневек.) тайный. Обычно в родственных языках такие противоположности развиваются из более древней и более конкретной идеи. Иногда такое происходит даже в пределах одного языка, например, русские “конец” и “начало” являются однокоренными на праславянском уровне: конец < *konьcь, начало < *načę(d)lo < *na-ken-dlo, и оба восходят к слову кон край, предел.

Как же можно “свести” к единому источнику семитский корень ʕlm? Прежде всего, нужно внимательно посмотреть, нет ли в иврите и в арабском других слов с этим же корнем. В иврите есть еще целых два:

  1. Библейское עלם ʕelem юный, молодой.
  2. Библейское ʕôlåm вечность, вселенная, мир

Второе, нужно проверить, что происходит в других семитских языках.

Арамейский עָלְמָא ʕålmå вечность, вселенная, мир, финикийский 𐤏𐤋𐤌 ʕlm мир, амхарский ዓለም ʕalem мир, арабский عَالَم‎ ʕālām мир, вселенная, аккадское ellāmu перед, до.

В угаритском и в надписях из Эблы отмечен корень ġlm, а в финикийском – 𐤏𐤋𐤌 ʕlm, значение которых – молодой, цветущий, готовый / пригодный к деторождению.

Подведем итоги:

Известно, что прасемитское ġ гаин сохраняется в арабском и угаритском, но переходит в ʕ аин в иврите, финикийском и арамейском. На прасемитском уровне ивритскому עלם ʕlm соответствуют два корня: ġlm со значением молодой, цветущий, готовый к деторождению и ʕlm, значения которого группируются вокруг некоторого рубежа, ограничивающего известный мир: узнавать, скрывать, вечность, всеселенная, перед. То, что находится внутри этой границы, известно; то, что вне – скрыто. Получается нечто вроде русских край света, край мира. Возможно, горизонт, как граница того, что видно. Вот где-то так.

Про чай и не чай

Ностальгическое про варварские удовольствия

Опубликовано Автор: Alex

Когда в Поднебесной процветала династия Тан, окрестные варвары перенимали тонкости ритуала у жителей Поднебесной. И хотя злые языки в Лояне шептались о том, что императоры Тан и сами – наполовину варвары, но говорить об этом слишком громко было нехорошо для долгой и счастливой жизни, поскольку, попади такие слова в уши некоторых, и жизнь шептунов не была бы ни долгой, ни счастливой.
Задолго до прихода к власти династии Тан великий даос и полководец Чжугэ Лян возвращался из похода на южных варваров Мань. Дракон, правящий рекой на пути армии Чжугэ Ляна, не хотел пропустить войско, не получив пятидесяти человеческих жертв. Тогда Чжугэ Лян приказал приготовить 50 шариков из теста, наполненного мясом скота, сварить и бросить в реку. Дракон принял шарики с мясом за головы варваров Мань и пропустил армию. Так появилось блюдо маньтоу «головы Мань», которое еще называют баоцзы «мешочки».

В городе Суяб, который жители Тан называли Суэй-Йе, родился величайший танский поэт Ли Бо. Вскоре после рождения семья Ли Бо уехала далеко на юг на границу с Тибетом в городок Цзян-Ю, который и стал для Ли Бо настоящей родиной. Я не знаю, любил ли поэт Ли Бо блюдо в виде вареного теста с мясной начинкой, а если и любил, то называл ли он его маньтоу или баоцзы. Впрочем, хватит о Ли Бо.

Я родился в городе Фрунзе в пятидесяти километрах от развалин древнего Суяба. В нашем городе и его окрестностях древнее блюдо называлось манты, и никто не знал о его происхождении. Может быть, знали наши местные китайцы, но они никому не рассказывали, да и сами они называли свой вариант этого блюда иначе – бозы.

В Средней Азии манты – это не для красивых манер. Все-таки древние варвары не все переняли у утонченных китайцев. И сами манты совсем не похожи на шарики теста с мясом внутри. Правильные манты наполняют рубленой бараниной с курдючным жиром и обилием лука, и варят на пару. Манты – это среднеазиатский гастрономический наркотик. Лично я не видел людей, которые не любили бы манты, хотя мне рассказывали про одну жеманную даму, которая родилась во Фрунзе и росла, страдая, в городе, где манты ели все и повсюду, а потом уехала в Россию, чтобы там среди каш и березок отдохнуть от варварских запахов и вкусов. Поскольку тамошнее население происходит от столь удаленных варваров, что их даже краем не коснулось величие Поднебесной. Ну, разве варвары-монголы (именующие манты бозами), пытались привить им немного понимания, но не слишком в том приуспели. Но хватит и о них.


Во Фрунзе, который постепенно становился Бишкеком, самые правильные манты подавали в чайхане на базаре. Приходишь, берешь порцию мантов, кусок лепешки и чайник зеленого чая. И душа твоя радуется такой радостью, которую невозможно описать словами. Поэтому не станем и пытаться.

Иногда меня охватывает ностальгия по чайхане с мантами. Если прохватывает всерьез, то манты можно либо сделать самим, либо заказать в хорошем бухарском ресторане. Делать самим – это полдня работы, а потом еще неделю сгонять набранные лишние килограммы. Проще заказать. А для чая как в чайхане я давно нашел рецепт. Нужно купить самый простой зеленый чай Gunpowder, который китайцы поставляют ничего не понимающим в чае варварам-арабам, а потом передержать лет пять, чтобы он выветрился как следует. Теперь его нужно заварить по-среднеазиатски – в большом фарфоровом чайнике с троекратной «женитьбой» – и получится точный вкус чая из чайханы. Как ни крути, а в варварских вкусах есть немало удовольствия. Простого, бесхитростного, всепоглощающего.

А потом будет полчаса безраздельного удовольствия. Которое потом закончится, оставив лишь мимолетное воспоминание и желание написать обо всем об этом. Вот я и написал.

Uncategorized

Допотопные записки

Опубликовано Автор: Alex
script

Я валяюсь на диване и слушаю рассуждения аналитиков относительно того, нанесет ли Россия удар ядерным оружием, и что будет потом. Мой папа, на девятом десятке лет безнадежно отравленный российским телеящиком, загадочно намекает, что до конца этой недели все изменится и мир уже никогда не будет таким как прежде. Мой брат в Москве звонит маме в Израиль и спрашивает ее, призовут ли его, пятидесятилетнего ИТ-менеджера и сотрудника банка с двойным русско-израильским гражданством, в качестве пушечного мяса на войну на Украину. Мои дети не читают и, полагаю, никогда не будут читать по-русски. Ну и слава богу, потому что русский язык захватили странные нелюди, накачали смертельными ядами и принялись отравлять им всех, до кого сумели дотянуться. Самый простой и надежный способ не пасть их жертвой – не читать по-русски.

Мир давно уже сошел с ума. В этом сошедшем с ума мире никому не интересны все те радости и горести, красоты и нелепости, которые были важны когда-то. В том мире, которого давно уже нет. Который остался, похоже, только в моей голове, да и там его детали постепенно утрачивают рельеф и резкость, сливаясь в бесформенное прошлое, лишенное боли, счастья и вообще каких-либо чувств и какой-либо жизни.
Тот мир интересен лишь мне, поскольку в нем я любил и ненавидел, в нем остались мои друзья, молодость, наивность, разные планы, надежды и разочарования. Ну и еще, может быть, историкам, словно стервятники копошащимся в покрытой пылью куче ветхих и давно ненужных вещей, и находящим свою странную прелесть в их классификации и систематизации.

Ну и ладно. Меня отравить при помощи русского языка, наверное, уже невозможно. Мне-то это все равно интересно и дорого. И не такие пробовали, не чета нынешним полудуркам. Для себя самого и буду писать. Просто вылью из себя все то, что накопил внутри. Полагаю, мне от этого станет приятно. А понравится еще кому – так я не жадный, читайте на здоровье.

Uncategorized/Языки

Про беглые и редуцированные гласные

Опубликовано Автор: Alex

«Старика Хоттабыча» читали? Или «Тысячу и одну ночь»? Тогда слово «ибн» вам знакомо. «Ибн» по- арабски значит «сын». Например, Сулейман ибн Дауд – это Соломон Давидыч. Правда в реальном современном арабском это почти никогда не так. Вот террориста известного, к примеру, звали не Ибн Ладеном, а Бин Ладеном. И в наших краях арабы обычно говорят «бен». И это не потому, что объевреились – на иврите «сын» как раз и будет «бен» – а по совершенно другой причине. Дело в том, что в семитских языках вообще, а в арабском буквально до неприличия, гласные намного менее важны, чем согласные. Скажем, слово «английский» будет написано «нджлизи». Один араб прочтет это как «инджлизи», другой -«инджилизи», третий – «ниджлизи», и все они не просто друг друга поймут, но, скорее всего, даже не обратят внимание на различия и не зафиксируют их в памяти. При этом в арабском совершенно невозможно прочитать в начале или в конце слова два согласных подряд. Например, название города Брест среднестатистический араб не выговорит даже под угрозой немедленной казни. Один скажет «ибрисит», другой «абрисит», третий – «бирисит». И все трое будут убеждены, что они прочли правильно и одинаково.

Вот поэтому Хоттабыч в разных арабских диалектах и даже внутри одного диалекта может быть «ибну Хаттаб», «ибни Хаттаб», «бен Хаттаб» или «бин Хаттаб». А в русской литературе закрепилось «ибн Хаттаб», что несколько неточно, но зато давно стало нормой. Все эти меняющиеся вставные гласные называют беглыми и произносятся они редуцированно – слабо и не очень четко.

Это была присказка. Приступим к сказке, местами, не вполне пристойной. Был у меня когда-то на химфаке КГУ (Киргизского Государственного Университета) однокурсник по имени Ибин. Я почти уверен, что был он первенцем в семье, поэтому по киргизской традиции имя ему выбирал дедушка. Вероятно, дедушка Ибина был человеком благочестивым и начитанным, поэтому внука он хотел назвать Ибн Аль Хаттабом в память великого халифа. Или Ибн Али, с намеком на разделение шиитов и суннитов. А может, Ибн Синой в память о великом медике. Или еще как-то – мне это все равно неизвестно. Но дальше благое желание дедушки, вероятно, столкнулось с гораздо менее грамотной паспортисткой. Паспортистки – это великая сила. Я слышал множество историй о том, как паспортистка записала неверно имя или фамилию и тем самым положила начало будущей знаменитой династии. Между прочим, не только в СССР. В Штатах, например, есть евреи с фамилией Фергюсон. По семейному преданию, основатель династии, сходя с борта парохода на Манхэттене, забыл тщательно выученную фразу на английском и честно сказал клерку: «Фаргесен», то есть, собственно, «забыл» на идише. Ну а клерк записал то, что услышал в качестве фамилии вновь прибывшего.

Вот, вероятно, нечто похожее произошло и с моим однокурсником, в результате чего он стал во всех документах «Ибином». Потому что в киргизском тоже нельзя две согласных, но не совсем так как в арабском. И арабское «ибн» требует вставки еще одного «и»: «Ибин Ал Катаб» и так далее. Юность Ибина прошла в отдаленном ауле в Нарынской области, где русскоязычных, к его великому счастью, было примерно ноль. Но вот когда он подрос, и его призвали в армию, Ибин открыл для себя удивительное свойство своего имени неизменно вызывать вакханалии хохота среди солдат, прапорщиков и офицеров. Я полагаю, что его имя было главным источником развлечений в части, в которой он честно отслужил два года. Зная нравы советской армии, я могу предположить, что эти развлечения могли быть не самыми гуманными. Когда Ибин демобилизовался, он поступил на химфак. Ко времени нашего знакомства он уже приобрел привычку представляться по фамилии, а имя свое произносить неохотно и сильно понизив голос.

В принципе, неплохой парень. Хотя на втором курсе он таки спер у меня учебник французского, который я добросовестно учил на лекциях по аналитической химии. Ну что с него возьмешь? – Ибин!

Про чай и не чай

Ремесленное философическое на чайную тему

Опубликовано Автор: Alex


Дисклеймер: здесь и далее под словами «чай», «чаепитие» и прочими разумеется употребление именно чая. Хорошего, качественного китайского или японского напитка, заваренного из качественных листьев camellia sinensis. Всякие душистые травы никакого отношения к чаю не имеют, какими бы замечательными свойствами они не обладали. Само собой разумеется, что если ваш чай столь мерзостен, что его вкус приходится скрывать за завесой сахара, молока или какого-нибудь варенья с конфетами, то наверное лучше было бы его выбросить, не заваривая, а сахар, молоко или варенье хороши сами по себе. Мы же здесь говорим о чае, который не нуждается ни в каких маскирующих и отвлекающих добавках. Он прекрасен сам по себе, и не нужно его ничем портить.

Для комфортного питья чая нужен специальный чайный стол. Питие чая – дело мокрое, потому что постоянно направо и налево льется, частью по неосторожности, а частью вполне умышленно, горячая вода. Поэтому в правильном чайном столе должно быть предусмотрено двойное дно. Гости видят только верхнюю столешницу с дырочками или в виде решетки, а вся вода проливается вниз в поддон для сбора жидкости. Если чай пьют один-два человека, то прольется с пол-литра воды. Если большая компания – намного больше. А потом в конце чаепития хозяин выльет воду через специальные сливные отверстия и протрет тряпкой верхнюю панель.

Чайный столик

Правильный чайный столик стоит кучу денег и занимает кучу места, поэтому он имеет смысл в чайном доме или магазине чая. Для простого домашнего любителя чая вполне достаточно чайной лодки. Чайная лодка – это все то же самое, но ее можно поставить на стол, а после окончания чаепития просто вылить ее содержимое в раковину. Верхнюю поверхность чайной лодки делают из бамбука, реже из керамики или металла. Нижнюю – поддон, практически из чего угодно, лишь бы воду держал.

В принципе, чайная лодка – это очень простая штуковина. В Китае в любой лавке их валяется немерянное количество. Мне – иностранцу продавали их за сотню – полторы юаней (где-то долларов десять – пятнадцать), а свой брат китаец наверняка сторговал бы такую за двадцатку. Но вот за пределами Поднебесной найти изготовителя чайных лодок практически невозможно. Ну нет смысла осваивать это ремесло уже потому, что потребителей вашего труда будет раз, два и обчелся, ибо бледнолицые массы хлещут кофе или недочай из чашек и стаканов, которые никаких там лодок не требуют. Вот и приходится либо ехать в Китай, либо заказывать чайные лодки на всяких е-бэях и али-экспрессах, либо идти в местный магазин, в котором вам втюхают долларов за сто все то же самое, предварительное заказанное магазином на али-экспрессе.

Раньше у меня «в работе» всегда были одна-две чайные лодки. Где-то за пару лет непрерывного использования они чернели и начинали ветшать. Тогда я заказывал новые. И так было много лет. А вот в последние лет пять как-то все пошло наперекосяк.

Сначала я приволок чайную доску из Ханчжоу из магазина при чайном музее на знаменитейшем среди чаепивцев Западном озере. За знаменитость и престиж с меня слупили аж двести юаней, но я был все равно очень рад, потому что место уникальное, когда еще выдастся там побывать и что-нибудь оттуда привезти. Радость моя сильно уменьшилась, когда по приезду домой выяснилось, что лодка течет примерно как решето, оставляя на столе безобразные лужи. Я проклеил все швы герметиком для водопроводных кранов. Вид был безнадежно испорчен, но течь стало ощутимо меньше. Если теперь под чайную лодку подкладывалась большая тряпка, то серьезной лужи до конца среднестатистического чаепития образоваться не успевало.

Я заказал другую чайную лодку. Через пару месяцев она приехала и незамедлительно сделала у меня на столе большую ложу. Я вздохнул и полез в сайты заказа китайских товаров. Мне удалось отыскать доску с глиняным хорошо обожженным поддоном, который в принципе был не способен течь. Она была тяжелой, поэтому ее пересылка влетела в кругленькую сумму, но все получилось просто замечательно: доска не текла.

Я наслаждался нетекущей чайной лодкой года полтора. Увы, всему приходит конец. Глиняный поддон выдержал все испытания, зато верхняя поверхность сгнила и поломалась. Хоть и была изготовлена из негниющего бамбука.

Я опять полез на сайты. Наученный горьким опытом, в этот раз я сразу заказал две лодки в расчете на то, что хотя бы одна из них будет нормальной, а в крайнем случае, я пристрою новую верхнюю панель к старому глиняному поддону. Какая наивность! Одна доска нещадно течет. Другая же сделана настолько криво, что чашку с чаем я как будто ставлю на трехногий стол, который стоит на еще одном трехногом столе, который стоит на совершенно кривом полу. Чаепитие с этой лодкой очень повышает концентрацию, скорость реакции и чувство равновесия, но совершенно не позволяет расслабиться и просто с удовольствием пить чай. Невозможным оказалась и совмещение новых верхних частей со старым поддоном, потому что одна лодка немного слишком короткая и слишком широкая, а другая – наоборот – немного слишком длинная и слишком узкая.

Я понял, что мне не перехитрить полтора миллиарда китайцев. Что еще хуже, допустим, я закажу не две, а, к примеру, двадцать две новых лодки, чтобы повысить свои шансы. Но ведь в результате криворукие мастера получат конкурентное преимущество перед пряморукими, разбогатеют, обзаведутся учениками и подмастерьями, напишут книги об изготовлении кривых и текущих чайных лодок. И именно я буду тому виной. Значит, надо действовать как-то иначе. С этаким «у-вэй», когда ты ничего не делаешь, и мир сам собой начинает меняться в нужную сторону. Ведь если долго сидеть на берегу реки, то можно увидеть, как по ней поплывут трупы твоих врагов. Или хотя бы нетекущие чайные лодки, поскольку текущие потонут и не доплывут. Мне положительно нравится эта идея. Осталось найти ту реку и поставить кресло в удобном месте.


Ворчание

Memento Phimam*

Опубликовано Автор: Alex
script

Много лет назад довелось мне познакомиться с корреспондентом одной крупной израильской русскоязычной газеты Ефимом Л. Ефиму было где-то неплохо за шестьдесят, мне тогда – раза в два меньше, но он все равно просил обращаться к нему «Фима». Писал Фима весьма бойко обо всем, что попадало в его поле зрения, но его фирменным амплуа были статьи про науку. При этом в науке он не смыслил ровным счетом ничего, постоянно попадая на этой почве в забавные ситуации.

Каждый раз приходя к нам поживиться свежатинкой, он выпытывал кучу подробностей, чтобы было из чего составить натурный антураж будущей статьи, а потом составлял из выпытанного некую целостность и красивость. В меру разумения, естественно. Получалось порой шедеврально. Как-то раз один наш профессор рассказал Фиме про свой проект технологии упрочнения алюминия. «А зачем нужно упрочнять алюминий?» – спросил Фима. «Ну вот посмотрите, – объяснял ему профессор. – Вот, например, раньше корпус легковой машины делали из стали. И машина была из-за этого очень тяжелой, неуклюжей и расходовала массу горючего. А сегодня многие детали машины делают из более легких алюминия и магния, поэтому она более легкая, быстрая и экономичная. Но алюминий недостаточно прочен, поэтому далеко не все части машины можно изготовлять из него. Вот тут-то и может пригодиться упрочнение алюминия.» «Это получается, что если алюминий упрочнить, то вместо тяжелых танков можно делать легкие танки?» – восхитился Фима. «Ну, не знаю, – ответил профессор. – Мне до такого точно не дожить.»

Через пару недель профессор с каменным лицом зашел в нашу комнату и молча бросил на стол свежую газету. На третьей полосе красовался его портрет и пространная статья про то, как он работает над «внедрением в Цахаль алюминиевых танков.» Мы очень старались сдержать смех и не упасть под стол. Получилось так себе.

Где-то с год после этой статьи Фима очень старался не пересекаться с героем репортажа: все, конечно, люди интеллигентные, но ведь за такую славу могут и по физиономии навалять.

В другой раз Фима выдал в одной из статей фразу про то, как «Зубы инженера К. сверкнули шестивалентным хромовым блеском.»

Мы прозвали такие газетные ляпы «эффектом Фимы». Поскольку эти эффекты были чреваты различными неприятными для нас последствиям, то общаться с Фимой приходилось крайне аккуратно, сокращая до минимума использование профессиональной лексики. Во избежание.

Постепенно Фиме вообще перестали рассказывать что бы то ни было. Все равно переврет, а нам потом краснеть. Когда на горизонте появлялась фигура Фимы Л., все мгновенно оказывались совершенно невпроворот загруженными неотложными делами, требующими незамедлительного перемещения в разные удаленные от него места. Следует отдать Фиме должное: он отнесся к этому по-философски и просто переключился на поиск других жертв.

Мы, было, успокоились, но оказалось, что эффектом Фимы поражены практически сто процентов пишущей публики, хотя и не в одинаковой степени. С моего знакомства с Фимой прошло уже лет под двадцать, и за это время мне довелось общаться, наверное, с сотней журналистов, пишущих и рассказывающих в разных жанрах и изданиях, на разных каналах и языках. Знаете, сколько из них не были поражены эффектом Фимы? Один! Позднее я выяснил, что он раньше был университетским исследователем, но потом соблазнился ведением научной рубрики на ТВ. Поэтому каждый раз, когда мне кто-то говорит о чем-то сказочном, прочитанном в газете или услышанном с экрана, мне хочется ответствовать ему на манер древних римлян: memento Phimam!* Помни о Фиме!

* К знающим латинский: я в курсе про то, что memento обычно управляет генитивом. Ну не звучит оно так! А вот с аккузативом – звучит. К тому же, мне такое употребление попадалось в некоторых средневековых текстах. Вот!

Ворчание

О надежности литературных данных

Опубликовано Автор: Alex
толмач

Типа эпиграф: «Журналы врать не будут, тем более научные.»

Когда-то, еще на докторате, я оказался перед фактом того, что большое количество ссылок в моей диссертации были старенькими, скажем, двадцатилетней давности. Рецензенты не любят старых ссылок, считая это свидетельством неактуальности темы исследования. Поэтому я тогда прочесал литературу более основательно и к своему немалому удивлению обнаружил, что исследования по моей тематике производились примерно двадцать лет назад, а до этого – примерно сорок лет назад, а до этого – примерно шестьдесят лет назад. Каждая такая волна длилась лет пять, а потом наступало затишье. Я поспрашивал нескольких маститых профессоров, и часть из них подтвердили, что и они тоже наблюдали такую «волнообразность»процесса. Один из моих респондентов объяснял это в терминах моды на тематику.

Из этой самой волнообразности имеется любопытное следствие. Поиск литературы в доцифровую эпоху сводился к чтению толстенных пыльных томов журналов на протяжении многих дней в тихом читальном зале. Кто захочет без веских оснований просиживать там лишние дни, ковыряясь в заведомо устаревших источниках? Которые к тому же могут и отсутствовать в данной библиотеки, а получение их по межбибу ( была такая зверюга, « межбиблиотечный абонемент», когда по твоему заказу одна библиотека связывается с другой и просит или прислать на время книжку, или отснять нужные страницы на фотопленку) занимает время и вообще хлопотно. Поэтому в девяноста девяти процентах случаев то, что было исследовано двадцать лет назад, проходило мимо внимания нового поколения исследователей и открывалось ими заново. Сейчас все ведут поиск в интернете, но далеко не все публикации двадцати и более летней давности оцифрованы. Поэтому сплошь и рядом происходит изобретение велосипедов каждые несколько десятилетий.

Совсем другая история: как-то раз мы с коллегой подавали статью, а рецензент потребовал обосновать некоторое высказывание в нашей статье. Первый вариант статьи писал не я, а коллега, это высказывание было ей обосновано при помощи целого блока ссылок, но рецензент придрался и потребовал подробностей. В поисках подробностей я перекопал все, что мог и пришел к весьма обескураживающему выводу: Всего на данное явление ссылались 102 публикации. Из них примерно 80 просто ставили ссылку на некоторый источник, где-то 15 вообще никак не обосновали свои утверждения (но на них потом все равно сослались другие публикации), а пять публикаций послужили источниками, на которые сослались первые 80. В этих пяти «первоисточниках» проводился некоторый эксперимент, на основании которого и делался вывод, который позднее цитировали другие. Одним из пяти первоисточников была как раз моя коллега. Я спросил ее по поводу эксперимента, и оказалось, что он делался не очень доказательно: само явление связано с физиологией, в которой моя коллега не очень ориентируется, поэтому она обратилась к своей коллеге, а та по телефону подкинула общий план эксперимента. Анализ результатов моя коллега делала сама, весьма приблизительно понимая, что и как. Что, в общем, нормально: никто не может знать все. Но и поле для ошибок и неверных выводов остается немаленькое.

Я полез в оставшиеся четыре первоисточника. На этот раз копал на максимальную глубину: читал биографии авторов, смотрел другие их публикации, выяснял напрямую. Конечный вывод литературного поиска: явление, упомянутое в ста двух (!) научных статьях, ни единого раза не было качественно проверено. Иначе говоря, вообще непонятно, существует ли оно на самом деле. Но при этом сотня публикаций – это очень много, поэтому с точки зрения научной общественности оно не только существует, но и широко известно. Фанфары.

История третья. Я могу себя назвать лингвистом-любителем. Копаюсь в этой теме уже лет сорок, немало читал, кое-что понимаю. И тем не менее, я – любитель. Я не варюсь в этой каше каждый день, не знаю, кто, что и где сказал, не выступаю на конференциях, где могут и разнести в пух и прах, если глупость скажешь. Вчера копал кое-что по типологической лингвистике и обнаружил текст, с которым я был до удивления полностью согласен. Мне даже манера изложения жутко понравилась. Я полез в библиографию и обнаружил, что источником этого текста является (барабанный бой!) мой давно уже не существующий сайт по семитскому языкознанию. Мне стало очень лестно и смешно одновременно, и я сделал маленький поиск. Результат: на мои любительские росказни сослались несколько десятков источников вполне серьезного вида. Ребята, я там просто так все это писал! Все совпадения случайны! Не кидайтесь в меня тапками!

Ворчание

Про публикации -5. Что происходит сейчас?

Опубликовано Автор: Alex
script

Предыдущая часть ЗДЕСЬ

Вероятно, эпидемия коронавируса подстегнула кризис в области научных публикаций. Как именно? Точно не скажу. Ну, скажем, я в течение где-то года не публиковался. Из-за бесконечных карантинов работа шла медленнее обычного. То все дома сидим, то аспирант, который ведет эксперимент, с ребенком дома сидит, то поставка реактивов зависла, потому что таможня перегружена, то еще что-то. А когда мы “дозрели” до подачи статей, я ахнул.

Смотрите сами: за много лет я точно знал, как идет процесс подачи статьи в журнал. График был примерно таким:

  • Я посылаю статью в журнал.
  • Максимум, через сутки либо приходит сообщение, что журнал отказывается принять эту статью (ну мало ли – редактор считает, что она не подходит по тематике, или еще что-то), либо приходит сообщение, что статья отсылается на рецензирование.
  • Примерно через месяц с небольшим два рецензента прислали отзывы. Отзывы бывают четырех видов: “принять”, “необходимы мелкие изменения”, “необходимы крупные изменения” и “отказать”.

На основании рекомендаций рецензентов редактор принимает решение. Если он решает “принять,” то еще с неделю будут всякие мелочи: корректорские правки, получение и одобрение гранок, подписи о передаче авторских прав и т.п. Таким образом, при очень положительном сценарии через примерно полтора месяца после подачи статья публикуется.

Такой кайф случается крайне редко, практически никогда. Если журнал требует внесения изменений, то добавим пару недель на переписывание статьи и еще месяц на вторичное рецензирование. Иногда еще случается, что рекомендации двух рецензентов противоположны (один говорит, что все прекрасно, а другой – что все ужасно), тогда редактор может отправить статью дополнительным рецензентам. Мой личный рекорд – шесть рецензентов, примерно три месяца. Если же журнал отказывает в публикации, значит немедленно подаем статью в другой журнал. Таким образом, время до публикации составляет от полутора до трех-четырех месяцев.

В июле 2021 года я отправил статью в один журнал. Кстати, открытого доступа. Через два месяца (нереально долгий срок, по старым временам) пришли отзывы рецензентов: “мелкие изменения”. Уже сама формулировка была странной, потому что “мелкие изменения” это что-то типа “рисунок 3 плохо видно, а в уравнении 5 пропущена точка.” Тут же был целый список претензий, в том числе требующих дополнительных экспериментов. Такое всегда относилось к “крупным изменениям,” ну да ладно. Эксперимент мы переделывать отказались, а остальные требования учли и статью переписали. Проходит еще месяц. Приходит письмо от редактора. Оказывается, не было повторного рецензирования, но редактор требует внесения в текст ряда пояснений. Проблема в том, что требуемые пояснения четко демонстрируют то, что данный редактор в данной области знания ничего не смыслит. Более того, удовлетворять его требования категорически нельзя, потому что коллеги прочтут и засмеют, так как получится уровень журнала “Мурзилка.” Я попытался это объяснить в письме редактору, в результате получил решение: отказать.

Ладно, фиг с ним, может, оно и к лучшему. Переподали. Опять ждали больше месяца и вот решение: “Не подходит по тематике журнала”. Такое решение редактор выносит на второй день, какого черта он тянул месяц?!

Переподали. Ждали три с половиной месяца (!). Пришло редакторское решение. Нечто феерическое: редактор отправил статью одному рецензенту (так никогда не бывает, всегда шлют, минимум, двум), причем отправил ему НЕ НАШУ СТАТЬЮ. Рецензент написал в отзыве примерно следующее: “статья содержит все требуемые части, которые написаны качественно, она логична и оригинальна, поэтому я рекомендую отказать в ее публикации.” Ребята, я серьезно, он действительно так написал! Решение редактора: Отказать. С этим я даже выяснять отношения не стал – ну всему же должен быть предел! Просто послал ругательное письмо, и переподал статью в еще один журнал.

Думаете, случайно? Может быть. Но в августе 2021 года я послал в другой журнал еще одну статью. После этого я ее раза три переподавал. Все стадии идут очень медленно. Сейчас она на стадии редакторского решения, которое опять же, тянется.

Итого, что мы имеем на данный момент? Две статьи написаны. Одна уже шестой месяц в подаче, другая – пятый. Просвета не видно. Материал статей устаревает. Может быть, это именно у меня так? Может быть. Но ведь предыдущие не один десяток статей писал тот же самый я! Внезапно разучился писать? Да вроде бы, нет.

В общем, если честно, у меня совсем нерадостное ощущение от всего того, что я наблюдаю. Система публикаций стала работать отвратительно. При этом требования университетов непрерывно ужесточаются. И мне сильно сдается, что да ну их всех к лешему! Староват я уже с ветряными мельницами сражаться. Лучше буду лекции читать, да в блог пописывать.

Ворчание

Про публикации 4. «Гонка вооружений»

Опубликовано Автор: Alex
script

Предыдущая часть ЗДЕСЬ

Появление журналов открытого доступа и все более активное использование рейтинга Web of Science вызвало кризис традиционной модели академических журналов. Первые упоминания о нем появились, мне кажется, лет десять назад. А сегодня этот кризис вылез уже в полный рост. Суть в следующем:

Журналы открытого доступа вполне предсказуемо (предсказуемо постфактум – я, например, не верил, что открытый доступ сможет победить в конкурентной борьбе со «старыми» журналами) вызвали существенный отток авторов от старых журналов. Что ещё более важно, они вызвали существенный отток читателей от «старых» журналов. Ну, посудите сами: зачем платить немалые деньги (или использовать хитрые полупиратские схемы) за чтение статьи, если похожие статьи можно прочитать совершенно бесплатно? В результате молодые (следовательно, небогатые) ученые и целые университеты стали использовать преимущественно журналы открытого доступа. При написании самой простенькой статьи я должен прочитать и сослаться где-то на пятнадцать других статей. Более серьезная публикация включает сотни цитируемых источников. Раньше на каждую мою статью я приносил «старым» журналам от 500 до нескольких тысяч долларов, либо сам, либо за счёт подписки моего университета. Если я сослался на статьи открытого доступа, то «старые» журналы эти суммы недополучили.

При этом в начале я брезговал подавать публикации в открытый доступ. Но скоро понял, что мой личный индекс цитирования резко растет от каждой такой публикации. Тогда я стал раз в пару лет «запускать» одну статью в открытый доступ, а остальное публиковать в «старых» журналах. Работало неплохо до самого последнего времени.

В результате того, что все вокруг цитировали журналы открытого доступа, у них полезли вверх рейтинги. Из-за этого многие журналы открытого доступа попали в список Web of Science. А кое-какие «старые» журналы из этого списка вылетели. Соответственно, у меня появился реальный стимул публиковаться в этих журналах открытого доступа.

Следствием этих изменений стал резкий взлёт цен на публикации в открытом доступе. Если лет десять-пятнадцать назад сумма в сто долларов за публикацию одной статьи выглядела реальной, то сегодня редко где это обойдётся меньше, чем в тысячу.

Университеты тоже подстроились под это изменение. Если раньше у каждого преподавателя университета был личный фонд, из которого оплачивались поездки на конференции, то сегодня из этого фонда можно запросто оплатить публикацию статьи в открытом доступе. Суммы, которые университет тратит на это, похоже, меньше, чем стоимость подписки на «старые» журналы.

Получая ощутимые «пинки» по своему карману, «старые» журналы сообразили и тоже перестроились. Сегодня практически в любом «старом» журнале можно подать статью с публикацией по подписке, а можно – по модели открытого доступа. Примерно по тем же ценам, что и в «новых» журналах открытого доступа. Причём при подаче журнал будет тебя довольно назойливо подпихивать в направлении открытого доступа, обещая приоритетное рецензирование и прочие мелкие радости.